Предательство

Вероятно, самым звездным периодом в истории советской вычислительной техники была середина шестидесятых годов. В СССР тогда действовало множество творческих коллективов. Институты С.А.Лебедева, И.С.Брука, В.М.Глушкова - только крупнейшие из них. Иногда они конкурировали, иногда дополняли друг друга. Одновременно выпускалось множество различных типов машин, чаще всего несовместимых друг с другом (разве что за исключением машин, разработанных в одном и том же институте), самого разнообразного назначения. Все они были спроектированы и сделаны на мировом уровне и не уступали своим западным конкурентам.

Многообразие выпускавшихся ЭВМ и их несовместимость друг с другом на программном и аппаратном уровнях не удовлетворяло их создателей. Необходимо было навести мало-мальский порядок во всем множестве производимых компьютеров, например, взяв какой-либо из них за некий стандарт. Но...

В конце 60-х руководством страны было принято решение, имевшее, как показал ход дальнейших событий, катастрофические последствия: о замене всех разнокалиберных отечественных разработок среднего класса (их насчитывалось с полдесятка - "Мински", "Уралы", разные варианты архитектуры М-20 и пр.) - на Единое Семейство ЭВМ на базе архитектуры IBM 360, - американского аналога. На уровне Минприбора не так громко было принято аналогичное решение в отношении мини-ЭВМ. Потом, во второй половине 70-х годов, в качестве генеральной линии для мини- и микро-ЭВМ была утверждена архитектура PDP-11 также иностранной фирмы DEC. В результате производители отечественных ЭВМ были принуждены копировать устаревшие образцы IBM-вской вычислительной техники. Это было начало конца.

Вот оценка члена-корреспондента РАН Бориса Арташесовича Бабаяна (полный текст статьи доступен с адреса http://www.znanie-sila.ru/online/issue_741.htm ):

"Потом наступил второй период, когда был организован ВНИИЦЭВТ. Я считаю, что это критический этап развития отечественной вычислительной техники. Были расформированы все творческие коллективы, закрыты конкурентные разработки и принято решение всех загнать в одно "стойло". Отныне все должны были копировать американскую технику, причем отнюдь не самую совершенную. Гигантский коллектив ВНИИЦЭВТ копировал IBM, а коллектив ИНЭУМ - DEC."

Никоим образом не стоит думать, что коллективы разработчиков ЕС ЭВМ выполняли свою работу плохо. Напротив, создавая вполне работоспособные компьютеры (хоть и не очень надежные и мощные), подобные западным аналогам, они справились с этой задачей блестяще, - учитывая то, что производственная база в СССР отставала от западной. Ошибочной была именно ориентация всей отрасли на "подражание Западу", а не на развитие оригинальных технологий.

К сожалению, сейчас неизвестно, кто конкретно в руководстве страны принял преступное решение о сворачивании оригинальных отечественных разработок и развитии электроники в направлении копирования западных аналогов. Возможно, им был либо недостаточно умный человек, не способный компетентно оценить ситуацию в своей отрасли, либо лоббист западных корпораций или правительств, умело внедренный в правительство СССР. Обьективных причин для такого решения не было никаких.

Так или иначе, но с начала 70-х годов разработка малых и средних средств вычислительной техники в СССР начала деградировать. Вместо дальнейшего развития проработанных и испытанных концепций компьютеростроения огромные силы институтов вычислительной техники страны стали заниматься "тупым", да к тому же еще и полузаконным копированием западных компьютеров. Впрочем, законным оно быть не могло - шла "холодная война", и экспорт современных технологий "компьютеростроения" в СССР в большинстве западных стран был попросту законодательно запрещен.

Вот еще одно свидетельство Б.А.Бабаяна :

"Расчет был на то, что можно будет наворовать много матобеспечения - и наступит расцвет вычислительной техники. Этого, конечно, не произошло. Потому что после того, как все были согнаны в одно место, творчество кончилось. Образно говоря, мозги начали сохнуть от совершенно нетворческой работы. Нужно было просто угадать, как сделаны западные, в действительности устаревшие, вычислительные машины. Передовой уровень известен не был, передовыми разработками не занимались, была надежда на то, что хлынет матобеспечение… Вскоре стало ясно, что матобеспечение не хлынуло, уворованные куски не подходили друг к другу, программы не работали. Все приходилось переписывать, а то, что доставали, было древнее, плохо работало. Это был оглушительный провал. Машины, которые делались в этот период, были хуже, чем машины, разрабатывавшиеся до организации ВНИИЦЭВТа..."

Cамое главное - путь копирования заокеанских решений оказался гораздо сложнее, чем это предполагалось ранее. Для совместимости архитектур требовалась совместимость на уровне элементной базы, а ее-то у нас и не было. В те времена отечественная электронная промышленность также вынужденно встала на путь клонирования американских компонентов, - для обеспечения возможности создания аналогов западных ЭВМ. Но это было очень непросто.

Можно было достать и скопировать топологию микросхем, узнать все параметры электронных схем. Однако это не давало ответа на главный вопрос - как их сделать. По сведениям одного из экспертов российского МЭП, работавшего в свое время генеральным директором крупного НПО, преимущество американцев всегда заключалось в огромных инвестициях в электронное машиностроение. В США были и остаются совершенно секретными не столько технологические линии производства электронных компонентов, сколько оборудование по созданию этих самых линий. Результатом такой ситуации стало то, что созданные в начале 70-х годов советские микросхемы - аналоги западных были похожи на американо-японские в функциональном плане, но не дотягивали до них по техническим параметрам. Поэтому платы, собранные по американским топологиям, но с нашими компонентами, оказывались неработоспособными. Приходилось разрабатывать собственные схемные решения.

В цитированной выше статье Свейда делается вывод: "БЭСМ-6 была, по общему мнению, последним оригинальным русским компьютером, что был спроектирован наравне со своим западным аналогом". Это не совсем верно: после БЭСМ-6 была серия "Эльбрус": первая из машин этой серии "Эльбрус-Б" была микроэлектронной копией БЭСМ-6, предоставляла возможность работать в системе команд БЭСМ-6 и использовать программное обеспечение, написанное для нее. Однако общий смысл вывода верен: из-за приказа некомпетентных или сознательно вредящих деятелей правящей верхушки Советского Союза того времени советской вычислительной технике был закрыт путь на вершину мирового Олимпа. Которой она вполне могла достичь - научный, творческий и материальный потенциал вполне позволяли это сделать.

Вот, к примеру, немного из личных впечатлений одного из авторов статьи:

"В период моей работы в ЦИАМ (1983 - 1986 гг.) уже происходил переход смежников - заводов и КБ авиапрома - на ЕС-овскую технику. В связи с этим руководство института начало заставлять руководителей подразделений переходить на только что установленную в институте ЕС-1060 - клон западного IBM PC. Разработчики устроили саботаж этого решения, пассивный, а кое-кто и активный, предпочитая использовать старую добрую БЭСМ-6 пятнадцатилетней давности. Дело в том, что работать на ЕС-1060 в дневное время было практически невозможно - постоянные "зависы", скорость прохождения заданий крайне медленная; в то же время любое зависание БЭСМ-6 рассматривалось как ЧП, настолько они были редки."

Однако отнюдь не все оригинальные отечественные разработки были свернуты. Как уже говорилось, коллектив В.С.Бурцева продолжал работу над серией ЭВМ "Эльбрус", и в 1980 году ЭВМ "Эльбрус-1" с быстродействием до 15 миллионов операций в секунду был запущен в серийное производство. Симметричная многопроцессорная архитектура с общей памятью, реализация защищенного программирования с аппаратными типами данных, суперскалярность процессорной обработки, единая операционная система для многопроцессорных комплексов - все эти возможности, реализованные в серии "Эльбрус", появились раньше, чем на Западе. В 1985 году следующая модель этой серии, "Эльбрус-2", выполнял уже 125 миллионов операций в секунду. "Эльбрусы" работали в целом ряде важных систем, связанных с обработкой радиолокационной информации, на них считали в номерных Арзамасе и Челябинске, а многие компьютеры этой модели до сих пор обеспечивают функционирование систем противоракетной обороны и космических войск.

Весьма интересной особенностью "Эльбрусов" являлся тот факт, что системное программное обеспечение для них создавалось на языке высокого уровня - Эль-76, а не традиционном ассемблере. Перед исполнением код на языке Эль-76 переводился в машинные команды с помощью аппаратного, а не программного обеспечения.

С 1990 года выпускался также "Эльбрус 3-1", отличавшийся модульностью конструкции и предназначавшийся для решения больших научных и экономических задач, в том числе моделирования физических процессов. Его быстродействие достигло 500 миллионов операций в секунду (на некоторых командах). Всего было произведено 4 экземпляра этой машины.

С 1975 года группой И.В.Прангишвили и В.В.Резанова в научно-производственном обьединении "Импульс" начал разрабатываться вычислительный комплекс ПС-2000 с быстродействием в 200 миллионов операций в секунду, пущенный в производство в 1980 году и применявшийся в основном для обработки геофизических данных, - поиска новых месторождений полезных ископаемых. В этом комплексе максимально использовались возможности параллельного исполнения команд программы, что достигалось хитроумно спроектированной архитектурой. Вплоть до 1997 года в Центре Управления Полетами в Звездном городке использовалась система предварительной обработки телеметрической информации на базе ПС-2000, связанная в единый комплекс с центральной системой обработки данных на базе "Эльбруса-2".

Большие советские компьютеры, вроде того же ПС-2000, во многом даже превосходили своих зарубежных конкурентов, но стоили гораздо дешевле - так, на разработку ПС-2000 было затрачено всего 10 миллионов рублей (а его использование позволило получить прибыль в 200 миллионов рублей). Однако их сферой применения были "крупномасштабные" задачи - та же противоракетная оборона или обработка космических данных. Развитие средних и малых ЭВМ в Союзе предательством кремлевской верхушки было заторможено всерьез и надолго. И именно поэтому тот прибор, что стоит у вас на столе и о котором рассказывается в нашем журнале, сделан в Юго-Восточной Азии, а не в России.

Этот текст по истории отечественного компьютеростроения дан в сокращении:

...Поскольку я работал в научном институте начиная с 1985, сразу после окончания физического факультета университета, то всё это мне знакомо на собственном опыте. Я занимался именно электроникой и мне, как молодому стажёру-исследователю, было совершенно не понятна идеология копирования, утвердившаяся в ней. Копировали каждую микросхему! Старательно добивались сходства характеристик, причём иногда даже делали их лучше. Всё это диктовалось необходимостью копирования конечного продукта - компьютеров, процессорных плат, где эти микросхемы служили элементами. И это при том, что в 60-е годы мы совершенно не отставали в собственных разработках! Моя мама работала программистом на вычислительном центре, где стояла советская ЭВМ "Минск-22". Пятиклассником я приходил к ней на работу и с восхищением смотрел на шкафы, сверкающие разноцветными лампочками, на перфокарты и перфоленты с программами. Огромный пульт управления напоминал мне кабину звездолёта. По нынешним меркам вычислительная мощность той машины не превышала мощности современного калькулятора, но и на западе тогда не было лучше! Потом были Минск-32, М-5000...

Последним по настоящему серийным и самостоятельным продуктом отечественной электроники была наверное ЭВМ "БЭСМ-6".

Разработка машины БЭСМ-6, главный конструктором которой был академик С.А.Лебедев, была закончена в конце 1966 г. Это была первая в мире ЭВМ с конвейерной архитектурой процессора. Машина вступила в строй в 1967 г. Выполняющая около 1 млн. арифметических операций в секунду, она была выполнена на полупроводниках, на элементной базе, допускающей высокую частоту переключений (основная тактовая частота - 10 Мгц). По своим характеристикам и архитектуре машина БЭСМ-6 вполне может быть отнесена к машинам уже 3-го поколения (то есть на микросхемах), хотя она и была на дискретных "навесных" деталях - транзисторах, т. е. на технологической основе машин второго поколения. Эта машина имела рекордное быстродействие на момент своего создания! На ней считали всё. От школьных "2х2" до взрывов ядерных бомб. Она не зависала никогда. Она работала и днём, и ночью. Двадцать лет. Её выпуск был прекращён лишь в 1986 году, когда весь потенциал производительности был наконец исчерпан и не мог идти в сравнение с новичками, сделанными на интегральных схемах. Всего было произведено 355 машин.

В современных справочниках часто указывают, что БЭСМ-6 уступала американской CDC-6600, созданной почти одновременно с ней в 1966 году известным американским изобретателем суперкомпьютеров Сеймуром Креем (Seymour Cray) и имевшей производительность якобы до 3 млн операций в секунду. Однако данное первенство американцев весьма спорное - при равных тактовых частотах процессоров в 10 МГц машины значительно отличались архитектурно и БЭСМ-6 тут вовсе не была аутсайдером. Центральный процессор БЭСМ-6 имел конвейер, позволяющий совмещать выполнение различных стадий операций на одном такте процессора. Это увеличивало производительность системы в число стадий конвейера. Американская же CDC-6600 не имела конвейер, зато некоторые логические элементы процессора были выполнены независимо и теоретически могли выполнять операции одновременно. Этих элементов было 10 и потому в характеристиках указывалась пиковая производительность в 10 раз выше, чем это было достижимо на практике. Более честно американцы указывают производительность машины CDC-6400 - более дешёвого варианта 6600 без параллельных модулей в центральном процессоре - 200 kFLOPS (200 тысяч операций с плавающей точкой в секунду).

Американцы очень энергично отстаивают своё первенство в вычислительной технике и не стесняются привирать. Даже Википедия транслирует их враньё по поводу того, что БЭСМ-6 повторяла архитектуру CDC-1604, более старой разработки Сеймура Крея. Основой вранья послужило лишь то, что у БЭСМ-6 и CDC-1604 совпадала разрядность данных и команд и то, что некоторые прикладные программы, разработанные в международном исследовательском ядерном центре ЦЕРН, были перенесены с CDC-1604 на БЭСМ-6 специалистами советского института ядерных исследований ОИЯИ. Это враньё особенно смешно сейчас, когда 32-разрядный формат команд и данных стал де-факто стандартом, а процессоры разных фирм AMD и Intel, имея различные архитектуры, являются при этом совместимыми даже по системе команд. Гораздо более правдоподобным будет утверждение, что Сеймур Крей заимствовал принцип конвейера у БЭСМ-6, когда разрабатывал свою следующую машину - CDC-7600. Именно эта машина, созданная двумя годами позже БЭСМ-6, обладала аналогичной БЭСМ-6 конвейерной организацией процессора и могла соперничать с БЭСМ-6 по производительности.

БЭСМ-6, непризнанный историей лидер компьютерной индустрии, имела рекордное быстродействие и обладала совершенно оригинальной архитектурой. Однако в год выхода БЭСМ-6 в эксплуатацию, 30 декабря 1967 года, ЦК и Совмин выпустили совместное постановление о разработке Единой Серии Электронных Вычислительных Машин. Это было уникальное постановление – впервые на таком высоком уровне решалась судьба дальнейшего развития вычислительной техники в стране. Был создан Научно-исследовательский центр электронной вычислительной техники (НИЦЭВТ), под его началом объединились и другие организации. И вопрос о том, какой должна быть единая серия программно-совместимых машин различного быстродействия решился [u]вдруг[/u] в пользу копирования американских компьютеров. В 1968 году Минрадиопром начал работы по воспроизведению архитектуры программно совместимого семейства IBM 360. В декабре 1969 года этот вариант был утверждён окончательно. [b]Интересно, что это произошло почти сразу после финала лунной гонки [/b] - "Аполлон-11"стартовал с космодрома НАСА на мысе Кеннеди 16 июля 1969 года.
То что вместо линейки БЭСМ начали выпускать IBM-360 было шагом назад - ни один из компьютеров IBM тогда не превосходил БЭСМ по производительности. Одним из аргументов служило тогда мнение, что вместе с копированием компьютеров мы получим бесплатно его программное обеспечение, которое у IBM было довольно богатым. Однако и программное обеспечение БЭСМ не слишком ему уступало - имелись компиляторы Фортран, Алгол, Автокод МАДЛЕН, интерпретатор Лисп. Можно было использовать языки Симула, Аналитик, Аква, Сибэсм-6, метаязык R-грамматик. Кто сейчас вспомнит о таких языках? Мы поставили крест не только на разработке оригинальной вычислительной техники, но и на собственных языках программирования, на своих операционных системах. Мы сдали всю отрасль целиком. Мнение известного теоретика программирования Э.Дейкстры о данном решении советского правительства звучало так - "это величайшая победа Запада в холодной войне".

После введения системы копирования американских образцов и появления серии машин ЕС - копий американской IBM360/IBM370, собственные разработки СССР в области вычислительной техники всё же не прекратились. Однако они почти полностью ушли в рамки военных проектов - военные не желали использовать лишь копии, да ещё хуже собственных разработок. Импорт же их не устраивал по причине возможных "закладок" - недокументированных особенностей электроники, способных вывести электронику из строя в интересах вероятного противника. ИТМ и ВТ, директором которого был академик Лебедев, хотя и продолжал числится академическим институтом, стал по существу военным ведомством и там продолжались работы в направлении совершенствования БЭСМ-6 и военных М-40, М-50. Результатом таких работ стала линейка "Эльбрусов", основными задачами которой были задачи для системы противоракетной обороны. Сначала на элементной базе от военных ЭВМ 5Э261 и 5Э262 был создан многопроцессорный вычислительный комплекс «Эльбрус-1» производительностью 15 млн. операций/с. На втором этапе был создан МВК "Эльбрус-2" производительностью 120 млн. операций/с. "Эльбрус-3", разработка которого завершилась к концу 80-х годов имел производительность уже 500 MFLOPS (миллионов операций с плавающей точкой в секунду).

Показатели производительности для ЭВМ - вещь очень относительная, зависящая как от архитектурных особенностей, так и от эффективности компиляторов с языков программирования. Поэтому для сравнения реальных показателей производительности часто используются тестовые программы. В 1988 г. С. В. Калин измерил производительность ЦП МВК “Эльбрус-2” на 24 "ливерморских циклах" и по результатам этих тестов среднее гармоническое значение производительности составило 2,7 MFLOPS. Для сравнения аналогичный показатель у процессора Cray-X МР (наиболее известная разработка Сеймура Крея 1982 года) — 9,3 MFLOPS (при тактовой частоте, в 5 раз превышающей тактовую частоту МВК “Эльбрус-2”). Такое соотношение говорит о высокой эффективности архитектуры "Эльбрусов", позволяющей делать больше операций за один такт процессора.

Архитектура процессоров "Эльбрус" уже значительно отличалась от старой БЭСМ-6 и сильно отличалась от традиционной. Ядром "Эльбруса 3-1" был модульный конвейерный процессор (МКП), сконструированный Андреем Андреевичем Соколовым. Соколов был участником всех наиболее значимых проектов лебедевского института, от БЭСМ-1 до АС-6. И именно инженерный талант Соколова коллеги часто сравнивали с талантом Сеймура Крея - постоянным соперником Лебедева в соревновании по сверхскоростным вычислениям. "МКП представлял собой мощный процессор, способный обрабатывать два независимых потока команд. Конвейерные устройства процессора работали с двумя типами объектов — векторами и скалярами. Скаляры как бы вклинивались в векторный конвейер и обрабатывались между двумя соседними компонентами вектора. Несколько каналов доступа обеспечивали до 8 параллельных обращений к памяти за один такт." Практически все архитектурные черты "Эльбрусов" были абсолютно оригинальны, но и их часто называют заимствованием принципов от фирм CDC и Burroughs, что является очевидным враньём. Как конвейер, так и принципы параллельных вычислений Лебедев начал использовать раньше.

Лебедевский институт и сейчас остаётся на высоте, пройдя эпоху ельцинизма хоть и со значительными потерями, но не утратив творческого потенциала. Правда в новой ипостаси - в апреле 1992 года на базе отделений Института точной механики и вычислительной техники имени С.А.Лебедева был создан ЗАО "МЦСТ", продолживший развитие архитектуры "Эльбрусов". В том году один из ведущих сотрудников института Б.А. Бабаян и большая часть специалистов МЦСТ были наняты гигантской корпорацией Intel для работы в её российском филиале. Это может показаться смешным, но именно корпорация Intel тогда позволила сохранить отечественные кадры в электронике, позаимствовав, конечно, и значительные наработки института вместе с частью персонала. На основе архитектуры МВК "Эльбрус" специалистами новой фирмы в 2007 году создан микропроцессор "Эльбрус", который послужил основой вычислительных комплексов «Эльбрус-3М1», с тактовой частотой 300 МГц и производительностью 4.8 GFLOPS (для сравнения - у Intel Core2Duo 2.4ГГц всего 1.3 гигафлопса). При этом российский микропроцессор даже не требует радиатора для охлаждения. Двухпроцессорный вариант вычислительного комплекса, названный УВК/С имеет пиковую производительность 19 GFLOPS (для 32-разрядных данных). Это ответ тем, кто думает, что нашим военным приходится сегодня использовать персоналки от IBM c микропроцессорами от Intel. К счастью это не так. Хотя для этого и пришлось закупать импортное оборудование для производства микросхем.

Системный модуль с двумя микропроцессорами "Эльбрус" и вычислительный комплекс «Эльбрус-3М1»:

Микропроцессор выполнен по технологии 0,13 мкм, что не является на сегодня технологическим рекордом, но и не сильно отстаёт от них (технология считалась новинкой около 5 лет назад). Сейчас ведётся разработка микропроцессора "Эльбрус-S" на технологии 0,09 мкм, который представляет собой уже "систему на кристалле", то есть включает в себя контроллеры периферийного оборудования. Он предназначен для создания высокопроизводительных одноплатных ЭВМ для "носимых и встроенных" применений, что означает, что наши самолёты и ракеты не будут оснащаться импортными компонентами.

Но вернёмся в 60-е годы. СССР тогда был первым по очень многим техническим разработкам в области электроники, большинство из которых проводились в рамках военных проектов и потому были секретными. И ввиду секретности эти достижения остались за пределами внимания историков. Создатель БЭСМ-6, выдающийся советский конструктор вычислительной техники Сергей Алексеевич Лебедев, конструировал и сугубо военные ЭВМ — для первой, ещё экспериментальной системы противоракетной обороны (ПРО):

    "Специализированные ЭВМ, созданные под руководством С.А. Лебедева для системы противоракетной обороны, стали основой достижения стратегического паритета СССР и США в период "холодной войны". В 1952-1955 гг. учеником С.А. Лебедева В.С. Бурцевым были разработаны специализированные ЭВМ "Диана-1" и "Диана-2" для автоматического съёма данных с радиолокатора и автоматического слежения за целями. Затем для системы ПРО, генеральным конструктором которой был Г.В. Кисунько, в 1958 г. была предложена ламповая ЭВМ М-40, а немного позднее М-50 (с плавающей точкой). Возможность поражения баллистических ракет, обеспеченная ПРО, заставила США искать пути заключения договора с СССР об ограничении ПРО, который появился в 1972 г. "

Достижения СССР в вычислительной технике имели серьёзнейшее значение для обороны и послужили важным аргументом для заключения договора по ограничению ПРО. Причём именно тогда, когда мы имели в этом значительное преимущество. СССР практически уже имел свою противоракетную оборону к середине 60-х годов, когда США могли об этом только мечтать. Договор ограничивал прежде всего СССР, а не США - в результате договора система ПРО была развёрнута только вокруг Москвы. Когда США наконец смогли что-то сделать в этой области (это спустя 30 лет!), они тут же вышли из договора. Спрашивается - а был ли вообще смысл для СССР подписывать такой договор? Мы отказались от щита ПРО ничего не получив взамен! США просто не могли тогда создать свой. Знало ли об этом руководство СССР? Если знало, то договор по ПРО уже можно считать актом предательства интересов страны. Ситуация очень напоминает 1987 год, когда Советский Союз был готов вывести на орбиту компоненты уже космической ПРО - спутники с лазерным оружием "СКИФ". Тогда Горбачёв, убедившись в возможном успехе программы, тут же наложил на неё односторонний мораторий, объявив с трибуны ООН об отказе СССР от "гонки вооружений в космосе". США планирует вывод аналогичных спутников на орбиту только в 2012 году, спустя 25 лет после закрытия советской аналогичной программы. Не потому, что у них вдруг появилось такое желание. Потому что их технологии, не без помощи российских специалистов, только сейчас это позволили. Почему руководство СССР шло на односторонние уступки? Официальной версии ответа на такой вопрос не существует.

Ещё в начале 60-х наши компьютеры успевали рассчитывать траектории баллистических ракет при том, что первоначально наша система ПРО работала на довольно медленных ЭВМ. Машины М-40 и М-50 имели производительность лишь 40 тысяч и 50 тысяч операций в секунду соответственно. Однако 5Э92б - военная модификация М-50, имела производительность уже 500 тыс операций в секунду, что для 1966 года, с которого началось её производство, было близко к мировому рекорду, если не являлось им. И тут есть ещё одна малоизвестная деталь.

Среди множества часто упоминавшихся советских моделей ЭВМ редко встречаются названия очень важной серии компьютеров, выпускавшихся во второй половине 60-х - начале 70-х годов и целиком уходившей на комплектование ВС СССР. Это машины серии "5Э" (5Э51, 5Э92б и т.д.), разработанные КБ Лебедева. БЭСМ-6 широко известна, но мало кто знает, что БЭСМ-6 стала известной только потому, что проиграла тендер на поставки для Вооружённых сил СССР, - тендер, на котором победила "5Э". Военные, остановив свой выбор на "5Э", как бы "забраковали" БЭСМ-6 и последняя пошла в открытое распространение для гражданских отраслей. А серия "5Э" была засекречена и отгружалась только военным. Машины серии "5Э" объединялись каналами "межмашобмена" в локальные сети, которые в первой половине 70-х годов составляли многопроцессорную вычислительную среду, как основу систем контроля космического пространства и управления космическими объектами. Собранные вместе в такую вычислительную среду несколько ЭВМ составляли единый вычислительный комплекс, который имел в разы большую производительность, чем БЭСМ-6. Этот же принцип сейчас служит основой создания современных суперкомпьютеров - это отдельные процессоры, собранные в единую сеть каналами быстрой связи. А для этого необходимы специальные средства. Ещё машины серии «М» (М-40, М-50) имели развитую систему прерываний, могли осуществлять приём и передачу данных по семи дуплексным асинхронно работающим каналам с общей пропускной способностью в 1 Мбит/с. Модификация М-50 - 5Э92 была специально рассчитана на применение в подобных комплексах обработки данных.

    Впервые в мире в вычислительной сети использовались мультиплексные каналы и осуществлялась параллельная работа устройств управления, оперативного запоминающего устройства, внешних устройств и каналов связи. По структуре и принципу работы это была первая в мире многопроцессорная система... В 1959 году была построена вычислительная сеть из ЭВМ, отстоящих друг от друга на сотни километров— аналогичных комплексов за рубежом тогда не было. Главный командно-вычислительный центр системы «А» строился на базе ЭВМ 5Э92. Сама вычислительная сеть носила уникальный характер, именно она послужила отправной точкой исследований, приведших впоследствии к созданию других глобальных информационно-вычислительных сетей. Конечно, сама эта сеть ещё мало напоминала, например, современную Internet, но как совокупность независимых машин, решающих независимые фрагменты общей задачи и обменивающихся информацией по унифицированным протоколам, её можно считать предтечей нынешних глобальных сетей. Первая аналогичная сеть, связавшая два компьютера TX-2 в Массачусетсе и Q-32 в Калифорнии по телефонной линии, была опробована лишь в 1965 году... 4 марта 1961 года состоялись успешные испытания противоракеты экспериментального комплекса ПРО — был уничтожен боевой блок ракеты Р-12. Эксперимент показал, что задача борьбы с парными баллистическими целями, состоящими из корпуса баллистической ракеты и отделявшегося от неё боевого блока с ядерным зарядом, технически решена. Аналогичные испытания в США прошли на 21 год позже.

"Система А" - это система противо-ракетной обороны. Работы по теме ПРО (системе «А») сыграли огромную роль в развитии вычислительной техники в СССР: по заказам военных, используя относительно медленную элементную базу, специалисты КБ Лебедева (ИТМиВТ) создали вычислительные средства, превосходящие по своим параметрам зарубежные. Ими были созданы и мобильные варианты подобных систем, например 5Э261 - мобильная многопроцессорная высокопроизводительная управляющая система, построенная по модульному принципу. Именно она была использована в составе систем ПВО С-300ПТ сухопутного и морского базирования:

Но что самое важное - были созданы средства сопряжения отдельных компьютеров в вычислительную среду - быстрые асинхронные мультиплексные каналы связи и соответствующее программное обеспечение.
...
Источник
http://malchish.org/index.php?option=co … p;Itemid=1

Куда исчезла советская компьютерная отрасль?

В 1996 году куратор Музея вычислительной техники в Великобритании Дорон Свейд написал статью, которая имела сенсационное заглавие: «Российская серия суперкомпьютеров БЭСМ, разрабатывавшаяся более чем 40 лет тому назад, может свидетельствовать о лжи Соединенных Штатов, объявлявших технологическое превосходство в течение лет холодной войны». В статье Свейд рассказывает, как покупал в Новосибирске одну из последних работающих БЭСМ-6 для английского музея (а заодно к ней — всякие мелочи, вроде советского Эппла — «Агата»). Он довольно основательно подготовился к акции приобретения, прочитав все, что мог про советскую компьютерную технику, и с удивлением констатировал, что западное сообщество практически ничего не знает про этот огромный, но, в силу секретностей времен холодной войны, практически совершенно автономный мир.

Вообще статья довольно живая — автор с юмором описывает реалии российского быта (1992 года), рассказывая о том, как он с помощью сотрудников Института информационных систем покупал на барахолке самодеятельный аналог персонального компьютера «Синклер» (за целых 19 долларов! и даже с гарантией в виде телефонного номера подростка-продавца — знакомо, не правда ли?), как  он выспрашивал причину повсеместного распространения доисторических счетов у кассиров и продавцов — в стране, создавшей БЭСМ и «Эльбрус»!

И довольно беспощадно констатирует: БЭСМ-6, созданная в 1965 году и выпущенная впервые в 1967 году (Свейд допускает ошибку, называя 1966 год), была, «по общему мнению, последним оригинальным русским компьютером, что был спроектирован наравне со своим западным аналогом».

И, тем не менее, признает, что пресловутое технологическое превосходство США в период холодной войны было в значительной степени мифом.

Конечно, это неправда — в 1967 году развитие советской вычислительной техники не остановилось. Был знаменитый «Эльбрус», было развитие БЭСМ («Эльбрус-Б»). Была замечательная МИР-2 В.М.Глушкова (Машина Инженерных Расчетов), прообраз ПК, вообще не имевшая и до сих пор не имеющая никаких западных аналогов (по собственному опыту автора — значительно более отвечающая своему назначению, чем первые ПК фирмы ИБМ и Эппл, если отвлечься, конечно, от размеров). Вот что рассказывает про те времена (конец 60-х годов) научный руководитель группы «Эльбрус», профессор, член-корреспондент РАН Борис Арташесович Бабаян: «В это время появилось много результатов, была конкуренция, были творческие соревнования, направление успешно развивалось. Отставание от Запада уже намечалось, но драматическим не было, мы еще шли буквально шаг в шаг».

Вероятно, самым звездным периодом в истории советской ВТ была середина шестидесятых годов. В СССР тогда действовало множество творческих коллективов — институты С.А.Лебедева, И.С.Брука, В.М.Глушкова только крупнейшие из них. Иногда они конкурировали, иногда дополняли друг друга. Одновременно выпускалось множество различных типов машин, чаще всего несовместимых друг с другом, самого разнообразного назначения. Вероятно, в этом надо было наводить порядок, хотя бы для того, чтобы иметь возможность обмена программами. И разве плановое социалистическое государство по самой своей природе не предназначено для решения таких проблем?

Однако над сообществом конструкторов ВТ начинают сгущаться тучи. Первой ласточкой, возможно, было смещение И.С.Брука, автора концепции «малых машин» (в противоположность «большим», то есть суперкомпьютерам, в современной терминологии), с поста директора Института электронных управляющих машин АН СССР (ИНЭУМ) в знаменательном 1964 году. Повод для него был в современном контексте весьма любопытный.

Тогда вовсю прорабатывался вопрос реформирования экономики с введением в нее элементов рынка («косыгинская реформа»). Зная о результатах Л.В.Канторовича по методам линейного программирования, В.Леонтьева по классическим динамическим моделям экономики, методам межотраслевых балансов, И.С.Брук развернул в ИНЭУМ работы по применению математических методов и вычислительной техники для решения экономических задач на государственном уровне. Причем И.С.Брук ставил задачу о достоверности исходной базы для экономико-математических моделей, которую составляли соотношения цен. Он говорил о том, что в нормальной экономике не может быть планово-убыточных отраслей, что экономическая реформа должна учитывать пересмотр цен. Конечно, такой ереси терпеть было невозможно (чем закончилось «реформирование», мы знаем). В 1967 году пост директора ИНЭУМ занял М.В.Наумов, и институту под его руководством было уже суждено сыграть не самую прогрессивную роль в нашей истории…

Другой важнейшей вехой в деле деградации советской компьютерной отрасли стало создание в 1968 году Научно-исследовательского центра электронной вычислительной техники (НИЦЭВТ). Вот как комментирует это событие Б.А.Бабаян: «Потом наступил второй период, когда был организован ВНИИЦЭВТ. Я считаю, что это критический этап развития отечественной вычислительной техники. Были расформированы все творческие коллективы, закрыты конкурентные разработки и принято решение всех загнать в одно «стойло». Отныне все должны были копировать американскую технику, причем отнюдь не самую совершенную. Гигантский коллектив ВНИИЦЭВТ копировал IBM, а коллектив ИНЭУМ — DEC».

Вероятно, это преувеличение. Вот точка зрения противоположной стороны. «Бытует мнение, — говорил директор ИНЭУМ Б.Н.Наумов, — что ЕС ЭВМ и СМ ЭВМ представляли собой копии зарубежных образцов. Это мнение является ошибочным. ЭВМ Единой системы, так же, как и СМ ЭВМ, существенно отличаются от аналогичных зарубежных ЭВМ, хотя бы уже потому, что они созданы на базе нашей отечественной технологии, а она неадекватна зарубежной. При разработке моделей Единой системы и СМ ЭВМ была поставлена цель обеспечить в максимальной мере их совместимость с ЭВМ, разработанными в других странах. Такая цель вполне оправданна, поскольку в противном случае наша вычислительная техника была бы изолирована от мировых достижений в области компьютерной технологии и, в частности, принципиально не имела бы доступа к накопленному в мире программному обеспечению».

И все же факт остается фактом — с начала семидесятых конструкторская мысль в СССР постепенно стагнировала. Борис Арташесович вспоминает происходившее довольно зло: «Расчет был на то, что можно будет наворовать много матобеспечения — и наступит расцвет вычислительной техники. Этого, конечно, не произошло. Потому что после того, как все были согнаны в одно место, творчество кончилось. Образно говоря, мозги начали сохнуть от совершенно нетворческой работы. Нужно было просто угадать, как сделаны западные, в действительности устаревшие, вычислительные машины. Передовой уровень известен не был, передовыми разработками не занимались, была надежда на то, что хлынет матобеспечение… Вскоре стало ясно, что матобеспечение не хлынуло, уворованные куски не подходили друг к другу, программы не работали. Все приходилось переписывать, а то, что доставали, было древнее, плохо работало. Это был оглушительный провал. Машины, которые делались в этот период, были хуже, чем машины, разрабатывавшиеся до организации ВНИИЦЭВТа».

Что можно возразить на это? Представляется, что Б.А.Бабаян в целом прав. Стандартизация и совместимость, конечно, замечательная штука — если они применяются творчески. В условиях, когда существовало множество разных коллективов, некоему координирующему органу следовало бы взять на себя функции посредника по выработке важнейших направлений, стандартов совместимости повторяющихся узлов, разработке протоколов взаимодействия различных систем с учетом интересов всех сторон. В общем, действовать так, как действуют сейчас во всем мире, когда даже злейшие конкуренты объединяются, чтобы выработать единые стандарты. А тупое и незаконное (или полузаконное) копирование ведет только к безнадежному, притом запланированному, отставанию, как это и случилось. Точно та же история наблюдалась позднее и в производстве микросхем, в том числе и микропроцессоров.

И не должны никого обманывать оправдания Б.Н.Наумова, что ЕС и СМ не являются копией, так как, мол, созданы на базе отечественной технологии, а не зарубежной. А что касается совместимости… Ведь и на Западе компьютеры разных фирм несовместимы между собой. Классический пример — Apple и IBM. Но при   необходимости фирмы вполне договариваются об общих стандартах. Так производители программного обеспечения обеспечивают версии своих программ для самых распространенных платформ. Скажем, знаменитая программа для обработки изображений Photoshop существует и для РС, и для Макинтоша, и для многих других распространенных платформ.

Лучом света в темном царстве этого упадка стали те коллективы, которые сумели не припасть к зарубежному источнику, а остались на отечественной почве. Вспоминает Б.А.Бабаян: «Коллектив «Эльбрус» испытывал сильнейшее давление со стороны правительства и промышленности, нас хотели загнать в те же стойла. Происходили многодневные заседания с министрами и их заместителями. Сергей Алексеевич Лебедев был мягкий, интеллигентный человек, человек науки, но у него хватило воли и упорства, и он категорически отверг идею участия нашего коллектива в копировании западной техники».

Коллектив «Эльбрус» первым разработал суперскалярную архитектуру², построив основанную на ней машину «Эльбрус-1» на много лет раньше Запада. В этом коллективе на пару лет раньше, чем в фирме Gray (являвшейся признанным лидером в производстве суперкомпьютеров), были реализованы идеи многопроцессорного компьютера.

Наконец… Впрочем, сам Б.А.Бабаян скажет лучше: «Наконец, наиболее существенное наше достижение — архитектура супермашины «Эльбрус-3». Логическая скорость этой машины значительно выше, чем у всех существующих, то есть на том же оборудовании эта архитектура позволяет в несколько раз ускорить выполнение задачи. Аппаратную поддержку защищенного программирования мы реализовали впервые, на Западе ее еще даже и не пробовали. «Эльбрус-3» был построен в 1991 году. Он уже стоял у нас в институте готовый, мы начали его отладку. Западные фирмы только говорили о возможности создания такой архитектуры». Добавим, что принципы защищенного программирования в настоящее время реализуются в концепции языка Java, а на идеях, аналогичных идеям «Эльбруса», в настоящее время фирмой Intel совместно с НР ведется разработка процессора нового поколения — Merced3: «Если вы посмотрите Merced, это практически та же архитектура, что и в «Эльбрус-3». Может быть, какие-то детали Merced отличаются, и не в лучшую сторону».

Можно констатировать, что, несмотря на всеобщую стагнацию, мы все еще МОГЛИ. Ну а дальше? А дальше случилось то же самое, что вообще в российской промышленности.

Источник
http://arbuz.uz/x_revich_znsila.html

Из истории народнохозяйственной АСУ
«Советский Интернет» – сказка, не ставшая былью.

В конце 50-х годов советская экономика начала испытывать определенные трудности связанные с планированием выпуска товаров и перераспределением ресурсов. Сложившаяся административно-хозяйственная система требовала реформации. Естественно, что бурное развитие научно-технической мысли не могло не подтолкнуть исследователей к идее использования электронно-вычислительных машин для управления экономикой страны. Виднейший экономист, академик В.С. Немчинов предложил создать в больших городах крупные вычислительные центры, куда сотрудники различных экономических учреждений приносили бы свои задачи, считали и получали результаты. В несколько ином направлении работала мысль директора Института Кибернетики АН Украинской ССР В.М. Глушкова. Его идея заключалось в том, чтобы использовать вычислительные центры удаленно, связав их в единую информационную сеть.

Рождение идеи

Этими мыслями Глушков поделился с президентом АН СССР М.В. Келдышем. Ему идея понравилась и в ноябре 1962 года он организует встречу Глушкова с первым заместителем Председателя Совета Министров А.Н. Косыгиным. Итогом этой встречи стало распоряжение Совета Министров СССР о создании специальной комиссии под руководством Глушкова по подготовке материалов для создания общегосударственной автоматизированной системы управления (ОГАС) экономикой. В течение 1963 года Глушков детально изучил народное хозяйство страны. От «низа» – шахт, заводов и совхозов и до самого «верха» – Госплана, центрального статистического управления (ЦСУ) и министерств. Обладая полномочия председателя комиссии Глушков мог задавать любые вопросы, или просто прийти в кабинет к министру и наблюдать как он работает.

В результате, команда Глушкова разрабатывает первый эскизный проект Единой Государственной сети вычислительных центров ЕГСВЦ, который включал около 100 центров в крупных промышленных городах и центрах экономических районов, объединенных широкополосными каналами связи. Эти центры, распределенные по территории страны, в соответствии с конфигурацией системы объединяются с остальными, занятыми обработкой экономической информации. Всего их предполагалось создать около 20 тысяч. Это крупные предприятия, министерства, а также кустовые центры, обслуживавшие мелкие предприятия. Характерным было наличие распределенного банка данных и возможность безадресного доступа из любой точки этой системы к любой информации после автоматической проверки полномочий запрашивающего лица. Был разработан ряд вопросов, связанных с защитой информации. Кроме того, в этой двухъярусной системе главные вычислительные центры обмениваются между собой информацией не путем коммутации каналов и коммутации сообщений, как было принято тогда, а широкополосными каналами в обход каналообразующей аппаратуры с тем, чтобы можно было переписывать информацию с магнитной ленты во Владивостоке на ленту в Москве без снижения скорости. Кроме того, проект предполагал электронные безналичные расчеты с населением. Реализовать проект предлагалось за 15 лет. Его примерная стоимость – 20 млрд. рублей. Стоит отметить, что рабочая схема реализации проекта предусматривала самоокупаемость. Т.е. вложенные в начале первой пятилетки 5 миллиардов рублей в конце дадут отдачу более 5 миллиардов. А всего за три пятилетки реализация программы принесла бы в бюджет не менее 100 миллиардов рублей.

Эту концепцию Глушков представил Келдышу, который всё одобрил, кроме безналичных расчетов. По его мнению, не стоило смешивать это с планированием. Глушков согласился и по этому вопросу написал отдельную записку в ЦК КПСС. Потом, она много раз всплывала на различных заседаниях, но никакого развития так и не получила.

Бюрократическая волокита

Согласовав проект с Келдышем, Глушков передает его на рассмотрение остальным членам комиссии. И вот тут идея ОГАС получает первый удар. После рассмотрения из проекта изымается и уничтожается как секретная вся экономическая часть. Остается только сеть. Но и против её создания активно выступает, начальник ЦСУ В.Н. Старовский. Дело в том, что проект предполагал создание такой системы учета, которая позволяет получить любые сведения из любой точки системы. Т.е. фактически, ЦСУ не оставалось места. А кроме того, создание системы наверняка вытащило бы на свет искажение статистической отчетности. Поэтому понять волнение Старовского можно. Аргументируя свою позицию, он уверял комиссию, что ЦСУ было организовано по инициативе Ленина, и оно справляется с поставленными им задачами, кроме того, той информации, которую ЦСУ дает правительству, достаточно для управления, и поэтому ничего делать не надо. Тем не менее, остальные члены комиссии проект подписали и в ноябре 1964 года, он был рассмотрен на заседании правительства. После обсуждения правительство поручило доработку проекта … ЦСУ!. Поручить доводить до ума проект структуре, которая изначально не заинтересована в его реализации выглядит, по меньшей мере, странным.

Что из этого получилось? Ожидаемо – ничего толкового. ЦСУ два года «дорабатывала проект» и в 1966 представила его на рассмотрение комиссии. Комиссия проект естественно отвергла. Громче всего против него выступили представители Госплана. Заявив, что не все идеи Глушкова разделяют, но в его проекте было хотя бы планирование, а в проекте ЦСУ одна статистка. Активная позиция Госплана привела к тому, что разрабатывать новый проект поручили именно этому ведомству. Через два года, в 68-м, Госплан представил свои предложения, суть которых сводилась к тому, что стране не нужна единая ОГАС, достаточно отраслевых. Фактически это означало что проект Глушкова оказался похороненным. Однако, в 1969 появилась информация, что американцы активно работают в том же направлении и на этот год запланирован пуск сети.

Смерть проекта

К проекту Глушкова вернулись, создав очередную комиссию, но уже более высокого уровня. Она должна была подготовить проект решения по созданию ОГАС и вынести эти материалы на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС. Как вспоминал сам Глушков, одна из основных трудностей создания ОГАС заключалась в том, что в Политбюро отсутствовал человек ответственный за эту программу. У космической и ядерной программ такие люди были, и Курчатов с Королевым могли выходить на них напрямую для решения возникающих проблем. А ведь ОГАС был сложнее и ядерного и космического проекта, так как затрагивал не только экономику, но и политику. Пытаясь решить эту проблему, Глушков с единомышленниками разработали предложения о создании Государственного комитета по совершенствованию управления (Госкомупра) и при нем научного центра из 10-15 институтов. Эта идея вызвала противодействие со стороны министра финансов В.Ф. Гарбузова. Видимо это сыграло свою роль, и при рассмотрении вопроса на заседании Политбюро было принято решение вместо Госкомупра создать Главное Управление по вычислительной технике при Государственном комитете по науке и технологиям, а вместо научного центра НИИ. Таким образом, уровень реализации проекта был снижен на порядок. Кроме того, сама задача видоизменилась, вместо управления экономикой на первый план выходило создание вычислительных центров. Точку в этом заседании поставил председательствовавший М.А. Суслов:

«Товарищи, может быть, мы совершаем сейчас ошибку, не принимая проект в полной мере, но это настолько революционное преображение, что нам трудно сейчас его осуществить. Давайте пока попробуем вот так, а потом будет видно, как быть. Как вы думаете?» – обратился он к Глушкову.

«Михаил Андреевич, я могу вам только одно сказать: если мы сейчас этого не сделаем, то во второй половине 70-х годов советская экономика столкнется с такими трудностями, что все равно к этому вопросу придется вернуться».

Глушков оказался прав. Однако вернуться к проекту ОГАС так и не удалось. Ведь для его дискредитации были приложены серьезные усилия.

Вражеские голоса

Впервые упоминания о проекте ОГАС появились в советской печати в начале 1971 года. Вскоре после этого, на страницах «Вашингтон пост» появилась статья Виктора Зорзы «Перфокарта управляет Кремлем». В ней в частности говорилось: «Царь советской кибернетики академик В.М. Глушков предлагает заменить кремлевских руководителей вычислительными машинами». Откликнулась и английская «Гардиан», которая разъяснила, что проект В.М. Глушкова создан по заданию КГБ и имеет своей целью создание глобальной электронной системы способной следить за каждым советским человеком. Этакий, любимый англичанами образ «Большого Брата».

Эти статьи западные радиостанции вещавшие на страны соцлагеря передавали неоднократно. Таким образом, был обеспечен мощнейший информационный вброс, призванный дискредитировать проект Глушкова как в глазах руководства страны, так и рядовых граждан.

Не отставали от западных хулителей и недруги внутри страны. Так заместитель директора Института США и Канады АН СССР Б. Мильнер опубликовал в «Известиях» статью «США: уроки электронного бума». В ней он утверждал, что спрос на вычислительную технику в США прошел свой пик и начал падать. Связано это с тем, что использовавшие ЭВМ для обработки информации и совершенствования управления фирмы не учли одного важного обстоятельства – электроника требует изменения самой системы управления. Этот вывод считал автор, тем более необходимо учитывать в нашей стране. Чуть позже директор этого же института академик Г.А. Арбатов в статье «Проектирование организации крупных производственно-хозяйственных комплексов и управления ими» писал: «Анализ отечественного и мирового опыта позволяет сделать вывод, что автоматизированная система управления является подчиненным элементом по отношению к организационному механизму управления». В это же время последовал ряд докладных записок в ЦК КПСС от экономистов, побывавших в командировках в США. В них говорилось, что использование вычислительной техники для управления экономикой приравнивалось к моде на абстрактную живопись. Мол капиталисты покупают ЭВМ только потому, что это модно, дабы не показаться несовременными.

Заключение

Академик В.М. Глушков умер в 1982 году так и не сумев преодолеть косность бюрократической машины, недальновидность руководства страны и пропаганду западных спецслужб. Оглядываясь сегодня на произошедшее, понимаешь, что, не приняв проект Глушкова, руководство СССР допустило серьезную стратегическую ошибку. Учитывая плановый характер советской экономики, создание ОГАС позволяло эффективно решать стоящие перед ней задачи. И если бы его реализация осуществилась так как было задумано, то уже в конце 70-х СССР шагнул в информационную эру со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мир Полудня описанный Стругацкими был близок, но так и остался фантастикой.

http://www.kactus.chita.ru/?p=1336

Факты в истории отечественной вычислительной техники

Все зависит от того кто стоит на вершине государственного управления:

Рост компьютерной отрасли в СССР начался в конце 1940-х годов

То есть эпоха Сталина. Соответствующий итог:

В 1956 году сведения о БЭСМ решили частично рассекретить, и доклад С.А. Лебедева на международной конференции в Дармштадте произвел сенсацию — БЭСМ была на уровне лучших американских машин и самой быстродействующей в Европе.

Дорон Свейд в 1996 году писал по поводу БЭСМ-6, что «пресловутое технологическое превосходство США в период «холодной войны» было в значительной степени мифом».

Приход к власти Хрущева, а затем Брежнева подвел черту:

Так был спущен на тормозах в 60-е годы, после краха косыгинской экономической реформы( опять же не краха, а ОТКАЗА от реформы), аналогичный проект Общегосударственной автоматизированной системы (ОГАС) Виктора Михайловича Глушкова, выродившийся в набор разрозненных отраслевых АСУ.

Апофеозом всех этих тенденций было закрытие в 1969 году практически всех направлений развития отечественной вычислительной техники и переориентация отрасли на копирование уже устаревшей к тому времени системы IBM/360 под названием ЕС ЭВМ (по сути — воровство, ибо даже при желании купить систему IBM было невозможно — мешали ограничения). С этого момента развитие отечественной вычислительной техники было фактически остановлено (см. «под текст»).

А так же статья о некоторых рекордных разработках

У нас была бы лучшая в мире персональная ЭВМ

Что помешало СССР войти в число мировых лидеров в компьютерной отрасли — откровения выдающихся ученых. О некоторых рекордных разработках мы узнаем только сейчас…

На факультете вычислительной математики и кибернетики МГУ прошла первая в истории масштабная конференция, посвященнаяя развитию советской компьютерной отрасли*. Собрались почти все выдающиеся «компьютерщики» из России и стран бывшего СССР. Были гости из дальнего зарубежья: историк из Китая Бао Оу (университет Цинхуа) и японский профессор Хироши Ичикава из университета Хиросимы. Это мероприятие — отличный повод, чтобы вспомнить, чего добились отечественные ученые, и поговорить о том, почему наша страна так безнадежно отстала в этой отрасли. Ведь могли же быть в числе лидеров…

Мы почти ничего не знаем об истории отечественной вычислительной техники — до сих пор она всерьез не изучалась. Владимир Китов, ведущий конференции, отметил, что лишь в прошлом году, по инициативе директора ИИЕТ РАН** Юрия Батурина, было создано это направление. «До этого историей информатики и ЭВМ у нас занимались, но делали это энтузиасты-практики из сферы информационных технологий и сотрудники некоторых вузов», — сказал Китов.

Основателями информационной эры по праву считаются англичане и американцы: имена Чарльза Бэббиджа (XIX век), Алана Тьюринга, Клода Шэннона (30-е годы ХХ века) уже вошли в школьные учебники. Но мало кто помнит о том, что многие достижения информационной эры — результаты «холодной войны». Это противостояние между супердержавами было настолько же мрачным по гуманитарным последствиям, насколько продуктивным с точки зрения научно-технического прогресса.

В этом соревновании отечественным ученым и инженерам, находившимся в несравненно худших условиях, чем их заокеанские коллеги, снова и снова приходилось доказывать, что «мы не хуже». В США опирались на мощную коммерческую основу, целую индустрию, быстро возникшую из чисто военных и научных разработок, на налаженные каналы поставок, на промышленные стандарты, на огромный класс квалифицированных управленцев. В СССР практически каждую мелочь приходилось изобретать с нуля и создавать целые отрасли промышленности на пустом месте. Естественным образом советские достижения в значительно большей степени, чем американские, основаны на творческих озарениях, уникальных технологиях и таланте их создателей.

Рост компьютерной отрасли в СССР начался в конце 1940-х годов, почти одновременно в двух центрах. В Киеве, в Институте электротехники АН Украины, под руководством Сергея Алексеевича Лебедева с конца 1948 года начала создаваться малая электронная счетная машина (МЭСМ), которая потом оказалась первой ЭВМ в континентальной Европе. С.А. Лебедев тогда самостоятельно переоткрыл и сформулировал принципы фон Неймана, лежащие в основе любого современного компьютера.

В московском ЭНИНе (Энергетический институт им. Г.М. Кржижановского) под руководством член-корреспондента АН СССР Исаака Семеновича Брука (обладателя, совместно с Баширом Искандаровичем Рамеевым, первого в СССР авторского свидетельства от 1948 года на «автоматическую цифровую вычислительную машину») в 1950 году начата постройка малогабаритной электронной автоматической цифровой машины М-1. В отличие от Лебедева, Брук ориентировался не на суперкомпьютеры, а на постройку малых машин невысокой стоимости, пригодных к использованию в самых разных областях науки и экономики.

В 1950 году С.А. Лебедев переехал в Москву, в Институт точной механики и вычислительной техники (ИТМ и ВТ), и начал строительство БЭСМ (большой электронной счетной машины). В 1956 году сведения о БЭСМ решили частично рассекретить, и доклад С.А. Лебедева на международной конференции в Дармштадте произвел сенсацию — БЭСМ была на уровне лучших американских машин и самой быстродействующей в Европе.

Самая, наверное, знаменитая разработка школы С.А. Лебедева — законченная в 1967-м БЭСМ-6, которой суждено было стать одной из самых выдающихся мировых разработок в области вычислительной техники. В ее конструкцию было заложено так много новых принципов, что она выпускалась Московским заводом САМ еще двадцать лет. Директор английского музея вычислительной техники Дорон Свейд в 1996 году писал по поводу БЭСМ-6, что «пресловутое технологическое превосходство США в период «холодной войны» было в значительной степени мифом». Американский ILLIAC-IV, прямой конкурент БЭСМ-6, был закончен позднее, обошелся много дороже и уступал советской конструкции в быстродействии на определенных классах задач, несмотря на то, что в нем было чуть ли не на порядок больше элементов.

О некоторых рекордных разработках советского времени мы узнаем только сейчас: такова созданная в начале 1970-х под руководством Михаила Александровича Карцева машина М-10 (для комплексов «системы предупреждения о ракетном нападении»), которая на некоторых задачах превосходила по быстродействию современный ей американский компьютер Cray-1, построенный на куда более совершенной элементной базе. В отличие от многих советских разработок, М-10 отличалась исключительной надежностью — среднее время безотказной работы составило 90 часов, что очень высокий показатель по тем временам для структуры подобной сложности (для сравнения — у Cray-1, реализованной полностью на микросхемах, среднее время наработки на отказ составляло 50 часов).

В середине 1950-х годов к разработке вычислительной техники подключился Виктор Михайлович Глушков, быстро ставший одним из мировых лидеров направления, тогда известного под названием «кибернетика». Одним из впечатляющих достижений киевской школы Глушкова было создание самых настоящих персональных компьютеров — «машин инженерных расчетов» МИР-1 и МИР-2. В МИРах задача была поставлена так, чтобы программы мог писать любой инженер в привычных для него обозначениях и стиле. Академик Андрей Петрович Ершов, всемирно известный теоретик программирования, в середине 1980-х годов на одном из совещаний в Новосибирске заявил, что если бы Институт кибернетики АН Украины не прекратил работы по ЭВМ МИР и продолжалось их развитие и производство, то в Союзе была бы лучшая в мире персональная ЭВМ.

Уже классическим примером становится создание на рубеже 1960-х ракетно-ядерного щита, в котором ракетные технологии немыслимы без радиоэлектроники и компьютерных технологий: недаром заместителем главного конструктора первой ПРО Григория Васильевича Кисунько был назначен Сергей Алексеевич Лебедев. На заседании секции член-корреспондент РАН Геннадий Георгиевич Рябов рассказал о вычислительной задаче для этой ПРО, которая и сейчас внушает уважение: время реакции системы на сигнал от радиолокаторов не должно было превышать десятой доли секунды! Американцы смогли повторить наш успех лишь спустя 23 года.

Не вина всех этих людей, что их разработки так и остались уникальными военными технологиями, иногда и по сей день скрытыми плотной завесой секретности. Советская система больно била по ушам за попытки выйти за рамки утвержденных приказов и постановлений. Так в 1960 году был смещен с должности, уволен из рядов вооруженных сил и изгнан из партии Анатолий Иванович Китов, создатель первого в стране вычислительного центра, на котором рассчитывались запуски первых спутников. Санкции последовали после того, как Китов посмел обратиться поверх руководства МО прямо к первому лицу страны с предложением о создании глобальной вычислительно-информационной сети двойного — народно-хозяйственного и военного назначения. Так был спущен на тормозах в 60-е годы, после краха косыгинской экономической реформы, аналогичный проект Общегосударственной автоматизированной системы (ОГАС) Виктора Михайловича Глушкова, выродившийся в набор разрозненных отраслевых АСУ. Так в конце 1964 года был уволен с должности директор Института электронных управляющих машин (ИНЭУМ) Исаак Семенович Брук, пригревший под своим крылом опальных экономистов школы Канторовича, пытавшихся что-то реально считать, а не просто рапортовать о процентах выполнения плана.

Апофеозом всех этих тенденций было закрытие в 1969 году практически всех направлений развития отечественной вычислительной техники и переориентация отрасли на копирование уже устаревшей к тому времени системы IBM/360 под названием ЕС ЭВМ (по сути — воровство, ибо даже при желании купить систему IBM было невозможно — мешали ограничения). С этого момента развитие отечественной вычислительной техники было фактически остановлено (см. «под текст»).

Осталось только несколько направлений чисто военного назначения, и еще С.А. Лебедев незадолго до смерти сумел отстоять проект многопроцессорного комплекса «Эльбрус» (1980), который стал первой в мире коммерческой ЭВМ, использующей суперскалярную архитектуру— с возможностью одновременного запуска и выполнения нескольких команд. Массовое использование такой архитектуры за рубежом началось лишь в 1990-х годах с появлением процессоров Intel Pentium.

«Эльбрус» так и остался в истории единственным примером конкурентоспособных отечественных разработок после 1970-х годов.

Неудивительно, что преобладающая часть докладов на секции была посвящена периоду до 1969 года. Сейчас, в исторической перспективе, очень хорошо видно, что стагнация компьютерных наук и технологий в СССР была одним из решающих факторов поражения супердержавы в «холодной войне». Но самое печальное даже не это: связь поколений была утеряна настолько, что воссоздавать отрасль в новых условиях пришлось, полностью ориентируясь на западные достижения. В том числе и по этой причине современные разговоры о «модернизации» так и остаются в основном лишь разговорами.

* Официальное название мероприятия: Заседание секции по истории отечественной информатики, кибернетики, вычислительной техники и АСУ (Автоматизированные системы управления) Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН.
** Институт истории естествознания и техники.

Под текст
О степени стагнации советской отрасли можно судить по этим цифрам: за почти тридцать лет действия программы Единой серии (ЕС ЭВМ), с 1970 по 1997 год, копий третьего-четвертого поколения компьютеров (на микросхемах) IBM/360 было выпущено 15 576 штук (кстати, почему их продолжали копировать и в 90-е — большая загадка). Для сравнения: всех моделей первого (на электронных лампах) и второго (на транзисторах) поколения компьютеров — «Минсков», «Уралов» и БЭСМ — за пятнадцать лет самостоятельного развития отрасли (с середины 1950-х по конец 1960-х) в сумме было выпущено более 5500 штук. Так что о взрывном росте количества компьютеров на душу населения (одна из декларируемых целей программы копирования) говорить не приходится даже в первом приближении. А о том, чтобы «догнать и перегнать», и речи не шло: еще в 60-х годах одна IBM продавала ежегодно по 10-15 тысяч машин. А отечественных мини-ЭВМ (включая «серию малых машин» СМ — копий семейства PDP фирмы DEC) было произведено около 60 000, в то время как одних только представителей модели PDP-11 фирма DEC продала более полумиллиона. Борис Арташесович Бабаян, один из участников проекта «Эльбрус», характеризовал программу ЕС как «оглушительный провал».
http://a-ukraina.livejournal.com/385404.html